Опубликовала Ольга Сладкова
в личном дневнике
Бабье лето
А бабье лето в этом году было ранним... Оно началось нон-стопом сразу же за основным, таким жарким, поволжским летом, пропитанным степными суховеями, речными тинными ветерками и, конечно, выхлопными газами большого города.
И все было как всегда, и как всегда все было не совсем так, как хотелось, желалось, мечталось. У него, в принципе, было все то, чего он сам себе намечтал, но иногда казалось, что это все какое-то слегка недоделанное, игрушечное, несовершенное, суррогатное. И в такие моменты страшно хотелось напиться и закатить какой-нибудь нелепый дебош, о котором потом бы долго судачил весь городской бомонд.
Он мечтал о славе и известности и он был известен в узких и, даже, в довольно широких кругах... Но слава его была двойственной. У него самого были большие сомнения относительно того, что более способствовало его известности -- его творчество, либо его странные выходки и эскапады.
Когда-то он хотел научиться играть на гитаре и флейте.. И он умел... умел и на гитаре, и на флейте, и даже на барабане... Но, кому это, в сущности было нужно? Ему? Слушателям? Несуразному солисту, считавшему себя суперзвездой?
Ему, как и всякому, хотелось денег... и они у него были... Но и в этом не было его особой заслуги, поскольку они были в семье изначально и он лишь в меру сил и своего разгильдяйского характера, пытался управлять ими.
Любовь? Да, у него была жена... У него было даже две жены. И первую он, конечно, любил. То была любовь-юность, любовь-самоутверждение, любовь-страсть и любовь-болезнь. И он был виноват... В их расставании виноват был лишь он один. Сейчас, в те минуты, обычно по ночам, когда образ стройной девочки, расчесывающей смуглыми пальцами космы ковылей на высоком прибрежном холме, преследовал его, он впадал в отчаянье. А затем, медленно выныривая из него, успокаивал себя тем, что они оба просто переросли свою юную любовь и будущее схлопнулось перед ними, не оставив даже узкого лаза к счастью.
Вторую жену, с тонкой фигуркой и цветочным именем, он нашел себе в утешение. Нашел быстро, особенно не ища. Она была гораздо моложе. В ней было много детского, нежного и неискушенного. Но в то же время ее юная кипучая энергия будоражила его и заставляла жить, творить, чудить и даже... мечтать.
Любил ли он ее? В ночи ее темные волосы, разметавшиеся по постели были неотличимы от густых прядей бывшей жены. Любил ли он ее?
В этом году бабье лето началось рано и было неотличимо от лета настоящего. Лишь небо и листья на деревьях стали блекнуть, да закаты над Волгой разгорались все раньше, озаряя ежедневным Армагеддоном зеленовато-свинцовые волны. Но еще не было в воздухе даже привкуса осени...
Еще хотелось летних безумств, еще осенние дожди не мешали воплощать их в жизнь. И еще, не хотелось работать. Совершенно не хотелось. На Волгу, в лес, на Увекский бугор -- куда угодно, только не сидеть в этом опостылевшем помещении. Это было скучно. Решительно скучно!
Совершенно заскучать ему не дали. Телефон разразился псевдомузыкой, а голос, раздавшийся в трубке сулил ему немедленное рандеву, к сожалению, не амурного плана.
Во дворе его дожидались двое. И у этих двоих были претензии. Существенность и весомость которых, они незамедлительно продемонстрировали невесть откуда появившимся пистолетом.
Сначала от неожиданности он опешил. Потом начал что-то объяснять этим двум олухам... И тут разразился гром...
По противоположной стороне улице, которая просматривалась с места, где он стоял, шла ОНА. Не разумом, не сердцем, а спинным мозгом и каждым чертовым эритроцитом, он понял, что это именно ОНА. ОНА -- настоящая. Ни болезнь, ни самоутверждение, ни утешение. Просто любовь на всю жизнь.
Все остальное в этом пыльном предосеннем городе, в этой огромной, полупустой стране, на этом не совсем круглом Земном шаре, в этой бесконечной галактике, стало вдруг совершенно неважным, бросовым и пустяшным.
Он догнал ее. Конечно догнал. И в тот же вечер Армагеддон заката над Волгой случился именно для них. Как и множество других закатов на протяжении всей долгой жизни.
Она любила кофе, шоколад и розы. Она ненавидела фальшь и улыбаться, когда не смешно. Она любила его таким каким он был -- со случавшимися срывами и с сумасшедшими чертиками в глазах.
И дети... Она родила ему двух мальчиков и дочку, которую он любил чуть ли не больше нее самой. И сразу все в его жизни обрело смысл. Теперь он знал для кого поет его флейта и для кого стучат его барабаны...
Весной для них расцветали степи, летом для них бежали ручьи, зимой снег... да-да, снег тоже выпадал исключительно для них...
И вся эта долгая, прекрасная жизнь с чудесной девушкой, не похожей ни на кого, кроме как только на любовь, неосознанно вымученная им всем естеством, все это переполненное счастьем бытие, долженствующее длиться годами, поместились в те краткие мгновения, пока кусок металла, выпущенный из глупого и грубого оружия, проделывал кровавую каверну в его теле. И оно, это красивое, молодое тело, уже лишенное главного -- жизни, медленно оседало на пыльный асфальт в центре города, празднующего раннее бабье лето.
И все было как всегда, и как всегда все было не совсем так, как хотелось, желалось, мечталось. У него, в принципе, было все то, чего он сам себе намечтал, но иногда казалось, что это все какое-то слегка недоделанное, игрушечное, несовершенное, суррогатное. И в такие моменты страшно хотелось напиться и закатить какой-нибудь нелепый дебош, о котором потом бы долго судачил весь городской бомонд.
Он мечтал о славе и известности и он был известен в узких и, даже, в довольно широких кругах... Но слава его была двойственной. У него самого были большие сомнения относительно того, что более способствовало его известности -- его творчество, либо его странные выходки и эскапады.
Когда-то он хотел научиться играть на гитаре и флейте.. И он умел... умел и на гитаре, и на флейте, и даже на барабане... Но, кому это, в сущности было нужно? Ему? Слушателям? Несуразному солисту, считавшему себя суперзвездой?
Ему, как и всякому, хотелось денег... и они у него были... Но и в этом не было его особой заслуги, поскольку они были в семье изначально и он лишь в меру сил и своего разгильдяйского характера, пытался управлять ими.
Любовь? Да, у него была жена... У него было даже две жены. И первую он, конечно, любил. То была любовь-юность, любовь-самоутверждение, любовь-страсть и любовь-болезнь. И он был виноват... В их расставании виноват был лишь он один. Сейчас, в те минуты, обычно по ночам, когда образ стройной девочки, расчесывающей смуглыми пальцами космы ковылей на высоком прибрежном холме, преследовал его, он впадал в отчаянье. А затем, медленно выныривая из него, успокаивал себя тем, что они оба просто переросли свою юную любовь и будущее схлопнулось перед ними, не оставив даже узкого лаза к счастью.
Вторую жену, с тонкой фигуркой и цветочным именем, он нашел себе в утешение. Нашел быстро, особенно не ища. Она была гораздо моложе. В ней было много детского, нежного и неискушенного. Но в то же время ее юная кипучая энергия будоражила его и заставляла жить, творить, чудить и даже... мечтать.
Любил ли он ее? В ночи ее темные волосы, разметавшиеся по постели были неотличимы от густых прядей бывшей жены. Любил ли он ее?
В этом году бабье лето началось рано и было неотличимо от лета настоящего. Лишь небо и листья на деревьях стали блекнуть, да закаты над Волгой разгорались все раньше, озаряя ежедневным Армагеддоном зеленовато-свинцовые волны. Но еще не было в воздухе даже привкуса осени...
Еще хотелось летних безумств, еще осенние дожди не мешали воплощать их в жизнь. И еще, не хотелось работать. Совершенно не хотелось. На Волгу, в лес, на Увекский бугор -- куда угодно, только не сидеть в этом опостылевшем помещении. Это было скучно. Решительно скучно!
Совершенно заскучать ему не дали. Телефон разразился псевдомузыкой, а голос, раздавшийся в трубке сулил ему немедленное рандеву, к сожалению, не амурного плана.
Во дворе его дожидались двое. И у этих двоих были претензии. Существенность и весомость которых, они незамедлительно продемонстрировали невесть откуда появившимся пистолетом.
Сначала от неожиданности он опешил. Потом начал что-то объяснять этим двум олухам... И тут разразился гром...
По противоположной стороне улице, которая просматривалась с места, где он стоял, шла ОНА. Не разумом, не сердцем, а спинным мозгом и каждым чертовым эритроцитом, он понял, что это именно ОНА. ОНА -- настоящая. Ни болезнь, ни самоутверждение, ни утешение. Просто любовь на всю жизнь.
Все остальное в этом пыльном предосеннем городе, в этой огромной, полупустой стране, на этом не совсем круглом Земном шаре, в этой бесконечной галактике, стало вдруг совершенно неважным, бросовым и пустяшным.
Он догнал ее. Конечно догнал. И в тот же вечер Армагеддон заката над Волгой случился именно для них. Как и множество других закатов на протяжении всей долгой жизни.
Она любила кофе, шоколад и розы. Она ненавидела фальшь и улыбаться, когда не смешно. Она любила его таким каким он был -- со случавшимися срывами и с сумасшедшими чертиками в глазах.
И дети... Она родила ему двух мальчиков и дочку, которую он любил чуть ли не больше нее самой. И сразу все в его жизни обрело смысл. Теперь он знал для кого поет его флейта и для кого стучат его барабаны...
Весной для них расцветали степи, летом для них бежали ручьи, зимой снег... да-да, снег тоже выпадал исключительно для них...
И вся эта долгая, прекрасная жизнь с чудесной девушкой, не похожей ни на кого, кроме как только на любовь, неосознанно вымученная им всем естеством, все это переполненное счастьем бытие, долженствующее длиться годами, поместились в те краткие мгновения, пока кусок металла, выпущенный из глупого и грубого оружия, проделывал кровавую каверну в его теле. И оно, это красивое, молодое тело, уже лишенное главного -- жизни, медленно оседало на пыльный асфальт в центре города, празднующего раннее бабье лето.
| Рейтинг поста: +14 |
|
|
|
Комментарии:
Написать комментарий